Стоковые изображения от Depositphotos
Утром 10 июня 2022 года тринадцатилетняя МарияМария и ДарьяИмена детей изменены. и ее девятилетняя сестра ДарьяМария и ДарьяИмена детей изменены. были дома одни, следует из показаний девочек, данных сразу после преступления и многократно повторенных во время экспертиз. Около полудня к забору их дома подошел сосед, 42-летний Мирзажон Эгамбердиев, и стал громко звать Машу. На его зов из дома вышла младшая Даша. Мужчина «поцеловал [девочку] в правую и левую щеку»ЦитатыВсе цитаты в тексте приведены по материалам уголовного дела. и стал просить разрешения войти в дом. Даша ответила, что к ним нельзя: взрослых дома нет, а сами девочки заканчивают уборку и собираются в гости к бабушке.
Но Эгамбердиев не смирился с отказом и продолжил звать Машу. Когда старшая девочка вышла, мужчина объяснил ей, что выпил, и теперь родные не пускают его домой, а он хочет спать.
«… в этот же момент сосед разулся и зашел к нам домой прошел в нашу комнату а точнее детскую комнату, увидев нашу кровать сказал что это маленький и зашел в комнату мамы сосед снял футболку и лег на кровать и начал заставлять Машу делать массаж спины и нижнюю часть поясницы. <…> При разговоре с Машей сосед говорил, что ему приснилась голая жена, которая делала ему массаж спины и попу и также говорил Маше что женит ее на сыне, так как она русская он обратит ее в мусульманку так же говорил что Маша хорошо делает массаж и что его сын будет целовать ее ноги, касаясь за ноги (Ляшку), попу и спину».
«..от него пахло алкоголем, снял с себя футболку, лег, просил сделать ему массаж, я делала, но было не приятно. Он говорил об интимных взаимоотношениях со своей супругой, о мусульманстве, что бы я приняла ислам. Когда он стал трогать меня за интимные места, я сразу схватила сестренку, убежала, спряталась в бане и позвонила тете».
Мирзажон Эгамбердиев, допрошенный по делу в качестве свидетеля, не отрицает, что в тот день был в доме Виктории Карпенко. И что просил ребенка сделать ему массаж. Но уверяет: на сексуальные темы с девочками он не разговаривал и к ним не прикасался.
Из показаний мужчины выходит, что всему виной его плохое здоровье.
В тот день Эгамбердиев зашел к девочкам утром, чтобы взять велосипед и покататься с сыном. На обратном пути он купил в ларьке маленькую пластиковую бутылку коньяка, чтобы «несколько глотков выпить, так как у него язва желудка».
Когда в полдень того же дня он пошел вернуть велосипед, младшая девочка Даша сообщила ему, что в их доме пахнет газом, и попросила проверить, все ли в порядке.
«Когда [Мирзажон Эгамбердиев] проверял газ, он хотел лечь на пол и попросить, чтобы Маша наступила на его поясницу, так как она на тот момент болела. Но Маша сказала, не ложиться на пол так как он грязный <…> После он прилег на кровать, приподнял вверх свою футболку с поясницы, и попросил у Маши сделать массаж руками. Маша начала делать ему массаж, ему стало больно, и он сказал ей, лучше наступать ногами на поясницу. После того она несколько раз наступила ногами, ему стало больно и попросил больше не делать и не наступать. После чего он попросил у Маши немного полежать чтобы боли прошли, но оказалось он уснул».
Сами девочки позже пояснили, почему поведение соседа их сперва не испугало.
«…со слов девочки – там есть тропинка, по которой можно убежать и позвать соседей, но они не почувствовали сильной опасности, так как сосед с ними хорошо общался раньше, и только в этот раз зашел в дом без приглашения, когда дома не было взрослых».
Но если все было так невинно, как рассказывает Эгамбердиев, то почему девочки прятались от него в бане? И зачем так настойчиво звали на помощь тетю?
Тетя девочек Татьяна на допросе вспоминала, что не сразу осознала произошедшее. Когда Маша позвонила ей из бани в первый раз, то лишь попросила поскорее приехать. Пока Татьяна ждала такси, она получила от напуганных девочек еще два звонка, в которых они рассказали, что «сосед лапает Машу за ягодицу».
Приехав на улицу Дзержинского и убедившись, что дети в безопасности, Татьяна не решилась заходить в дом сама, а позвала на помощь стоявшего неподалеку соседа. Но его защита женщине не понадобилась: к этому моменту Мирзажон Эгамбердиев уже давно и крепко спал.
«… я обнаружила, что мне неизвестный мужчина лежит на животе, и который был в шортах, шорты были спущены и половина ягодиц была видна, а торс был голый. В комнате стоял сильный перегар».
Когда Татьяна и ее спутник разбудили Эгамбердиева, он не сразу понял, что происходит. Ошеломленной тете девочек он заявил, что Маша и Даша «ему как дети», «он соскучился», раньше «приходил и будет приходить» к ним. Еле удалось вывести его на улицу. Мать девочек Виктория Карпенко приехала за Машей и Дашей сразу после Татьяны. Когда она выводила девочек из дома, чтобы увезти их в безопасное место, Эгамбердиев продолжал сидеть у их ворот.
Написав заявление в милицию, семья в дом на улице Дзержинского не вернулась: слишком сильно и мать, и дети были напуганы. Они остались ночевать у Татьяны. Вечером на телефон тринадцатилетней Маши поступил звонок с неизвестного номера.
«…когда я взяла телефон [Маши] и ответил, узнала, что звонит мать «Оча» мужчины по имени «Мырза»МырзаТак, согласно материалам уголовного дела, близкие называют Эгамбердиева., которая стала меня убеждать, чтобы мы забрали заявление так как он кормилец своих детей, что его попутал «шайтан»».
Если бы следствие доказало, что все рассказанное девочками — правда, то Эгамбердиеву грозил бы серьезный срок. За развратные действия в отношении детей Уголовный кодекс предусматривает от семи до 10 лет лишения свободы. Вот только дело по этой статье даже не стали возбуждать. Вместо этого следствие квалифицировало действия Эгамбердиева по 194-ой статье уголовного кодекса Кыргызстана — «Нарушение неприкосновенности жилища», которая предполагает до двух лет заключения.
Но и по ней дело практически не расследовалось, говорит Виктория Карпенко. Следователи постоянно менялись, а дело дважды закрывали. Виктория дважды обжаловала это решение.
Тем временем девочки глубоко переживали произошедшее. Старшая Маша стала замкнутой и молчаливой, отказалась жить в доме и даже в районе, где все произошло — из-за страха встретиться с соседом. Виктории с дочерьми пришлось переехать.
Чтобы как-то помочь своим детям, мать попросила следствие провести экспертизу, которая могла бы оценить, насколько девочки были травмированы произошедшим. Таких экспертиз было две, проводили их специалисты республиканского центра психиатрии и наркологии города Бишкек — главного экспертного института страны.
В комиссию первой экспертизы входили: эксперты-психиатры высшей категории Жанна Караева, Гульмира Бектурова и Юлиана Чигаева и магистр психологии Вероника Терехова.
Во второй раз экспертизу проводили эксперты-психиатры высшей категории Дениза Султанова, Жекшенбек Аралбаев, Музурхат Курманалиев и психолог Юлдуз Сабитова.
Выводы экспертизы выглядят противоречиво.
С одной стороны, они довольно подробно описывают само событие преступления со слов девочек — и это описание в целом совпадает с их первоначальными показаниями. Во второй экспертизе психиатры Султанова, Аралбаев и Курманалиев даже особо подчеркивают, что Маша «четко и последовательно приводит сведения, полностью соответствующие ее показаниям в материалах уголовного дела».
С другой стороны, психолог Терехова приходит к заключению, что Маша «не всегда говорит правдиво о произошедших в данной ситуации фактах, так как младшая сестренка старается ей подсказать, как было на самом деле, после чего девочка по невербальным признакам начинает теряться».
«С учетом интеллектуального уровня Мария правильно понимает происходящие события, но учитывая подростковый период, и тот момент, что девочка пытается оправдать свои действия перед мамой (которая к воспитанию детей с ее слов подходит достаточно строго), она может преувеличивать происходящие факты в свою пользу, и гиперболизировать события».
«Клооп» попросил прокомментировать выводы экспертизы кандидата психологических наук, доцента, психолога-эксперта Оксану Власову, которая ранее проводила экспертизы для Европейского суда по правам человека.
Первое, что отмечает Власова: в экспертизе даже сами события преступления описаны по-разному. «В пересказе психолога [Тереховой] девочки сбежали от мужчины и спрятались в бане, — говорит она, — а в пересказе психиатров [Караевой, Бектуровой и Чигаевой] они зачем-то вернулись в комнату, где продолжили разговаривать с соседом на интимные темы». И все это притом, что все специалисты, как уверяет Виктория Карпенко, беседовали с детьми одновременно.
Различия в описании событий указывают на проблемы с методикой проведения интервью, считает Власова, или на субъективность восприятия событий разными экспертами. Но следствие на эти расхождения внимания не обратило.
«Следователь обязан проверять и учитывать все несоответствия в показаниях и экспертизах. Невнимание к таким деталям свидетельствует о недостаточно тщательном расследовании. Получается, [следователь] не сделал свою работу, не установил всех фактов — но уже закрыл дело», — говорит Власова.
Отмечает эксперт и странную, «взрослую» лексику в описании событий в экспертизе.
«Вот эти фразы «сделаешь мне массаж, я заплачу», «его жена хороша в постели», которые встречаются в пересказе событий в экспертизе психиатров Караевой, Бектуровой и Чигаевой, — это двусмысленные фразы, смысл которых понятен взрослым. Ребенок такое не придумает. Но из-за того, что описание событий в экспертизе переданы не в виде интервью, а в виде пересказа от третьего лица, мы не можем понять, что это — формулировка экспертов, матери детей или самого ребенка? Произносили ли дети эти фразы вообще? А если произносили, то от кого они их слышали до этого?», — рассуждает Власова.
В судебно-психологической экспертизе важно точно устанавливать источник информации, подчеркивает она. Если используются фразы, не типичные для детей, необходимо выяснить, кто их произнес. Для того, чтобы не допустить ошибок в интерпретации данных, необходим детальный анализ происхождения таких высказываний.
Но больше всего психолога удивило, с какой уверенностью эксперт Терехова делает выводы, что Маша «не всегда говорит правдиво».
«Она по невербальным признакам определила, что Маша склонна к подростковому фантазированию и преувеличению фактов. Но у нас нет такой методики определения лжи как «невербальные признаки». Такие методики нигде в литературе не описаны, — объясняет Власова. — И вообще эксперты этим не занимаются: все люди, за исключением редких форм расстройств аутического спектра, способны врать. Задавать вопрос «Склонен ли ребенок ко лжи?», а тем более отвечать на него, ссылаясь на несуществующие невербальные признаки, — это как минимум непрофессионально».
Выводы эксперта должны базироваться на объективных методах исследования и не могут полагаться на его интуицию или субъективное мнение, подчеркивает она.
«В судебной психологии методы определения лжи по невербальным признакам не являются достоверными, надежными и признанными», — заключает Власова.
Мать девочек Виктория Карпенко тоже уверена, что экспертизы проведены с нарушениями, о чем она письменно уведомила следователя. Карпенко отмечает, что «на детей было влияние от эксперта», детям задавались вопросы вроде «Может, Маша, ты сама звала соседа?»
«Ощущения после экспертизы были очень неприятные, — рассказывает Виктория. — Девочкам все время задавали вопросы, которые намекали, что девочки либо обманывают, либо сами спровоцировали соседа. Маша, когда мы вышли с экспертизы, была очень расстроена и все время повторяла: «Мама, ты же говорила, что я ни в чем не виновата». Мне пришлось долго успокаивать дочь, объяснять, что она все сделала правильно и ни в чем не виновата».
Выводы о травмогенности ситуации в экспертизе тоже выглядят странно. Эксперты — психологи и психиатры — подтверждают, что у Маши наблюдаются симптомы реактивной депрессии с тревожными и фобическими расстройствами. И тут же приходят в выводу, что ситуация девочкам никак не повредила.
«На вопрос «Страдают ли девочки каким-то психическим расстройством?» эксперты отвечают отрицательно, — комментирует выводы Оксана Власова. — При этом пишут про депрессию, тревожность. По идее при таких симптомах они должны были диагностировать посттравматическое стрессовое расстройство».
Тем не менее, именно на основе экспертиз следствие в ноябре 2023 года в очередной раз закрыло дело по статье «Нарушение неприкосновенности жилища» — за отсутствием состава преступления.
В постановлении о закрытии дела следователь УВД Свердловского района города Бишкек Жанара Тагайбекова с особой педантичностью цитирует выводы экспертизы о том, что у девочек нет после произошедшего психических расстройств. И о том, что Маша склонна к «фантазированию и преувеличению фактов».
Интересно, что Виктория Карпенко узнала о закрытии дела лишь спустя четыре месяца — ее как потерпевшую сторону, несмотря на требование закона, об этом никто не уведомил. Карпенко собирается обжаловать решение следователя в третий раз.
Маша после всего случившегося больше не смогла жить в Бишкеке и переехала в Москву к своему отцу.
По сообщению сайта Новости Кыргызстана